Шолохов - вор!

(А как еще можно назвать человека, укравшего чужую интеллектуальную собственность?)

Сегодня ни для кого не является секретом, что Михаил Шолохов - не автор “Тихого Дона”. Более десятка лингвистов до корочки обследовали первую рукопись произведения, предоставленную для обозрения, и показали, как копался юный писака в оригинале и путался в неразборчивом почерке автора, оставшегося нам неизвестным.

Многие сходятся во мнении, что автором является русский писатель, казак, политический деятель, статский советник, депутат Государственной думы Российской империи Федор Крюков.

Хотя к чему догадки и ссылки на иные источники, если сам Михаил Александрович с высокой трибуны XVIII партсъезда «победителей» сознался, косвенно подтвердив свое воровство: «В частях Красной Армии, под ее овеянными славой красными знаменами, будем бить врага так, как никто никогда его не бивал, и смею вас уверить, товарищи делегаты съезда, что полевых сумок бросать не будем — нам этот японский обычай, ну... не к лицу. Чужие сумки соберем... потому что в нашем литературном хозяйстве содержимое этих сумок впоследствии пригодится». Откровеннее не скажешь.

Естественно, после того, как Шолохов переписал всю рукопись, оригинал он уничтожил, в этом не приходится сомневаться.

У меня на руках две книги. “Донские рассказы” с первым рассказом “Родинка” и первый том романа “Тихий Дон”. Сравниваю начальные строчки этих произведений. Складывается ощущение, что рассказ он писал с оглядкой на оригинальную рукопись “Тихого Дона”, хотя рассказ датирован годом раньше. Просматривается слабая, я бы сказал, неуклюжая копия. Если вступление в “Тихом Доне” с первых же строк захватывает читателя, то в рассказе оставляет в недоумении. Отсюда и вопрос. Как мог автор откровенно слабого рассказа замахнуться на гигантское произведение, ума не приложу? По моему мнению, роман “Тихий Дон” - лучшее произведение в русской литературе.

Разговоры о том, что Шолохов не является автором романа, начались еще в далекие тридцатые годы, с публикацией первого тома. Чаще всего звучали вопросы: как мог малограмотный, окончивший всего четыре, а по некоторым сведениям, два класса гимназии, практически не знавший донской жизни, описать столь подробно казачий быт, если сам он воспитывался не в казачьей среде. Как он мог исторически точно изложить события Первой мировой и Гражданской войны, если в то время был ребенком, а исторических трудов по этой тематике еще не наблюдалось? У многих героев «Тихого Дона» есть реальные прототипы. По сообщению одного из исследователей романа - из 982 персонажей 363 реальных исторических лица! Откуда он черпал эту информацию?

Шолохов однозначно не мог о них знать.

После текстологического анализа, выполненного А. Черновым, традиционное шолоховедение можно считать сданным в утиль. Предлагаю вниманию читателя лишь небольшой абзац: “Так, церковное „аки лев“ превратилось в „как илев“, „колесистый месяц“ (луна) в „колосистый месяц“. Шолоховский „пушистый козел“, который топчется в навозе, — на самом деле тушистый (тучный). „Скипетр красок“ — „спектр красок“, „святой Дмитрий Сослуцкий“ вместо „Димитрий Солунский“ и т. д. Некоторые исправления трудно истолковать иначе как попытки разобрать чужой почерк, например: „У дома“ — написано, зачёркнуто, исправлено на „у Дона“. „Аксинья улыбается снова, не разжимая зубы“ — написано, зачёркнуто, исправлено на „Аксинья улыбается строго, не разжимая губ“.

Чтобы полноценнее представить картину обсуждаемого вопроса, добавлю несколько штрихов к его портрету: он рос шустрым, смышленым, я бы даже сказал, напористым парнем, в этом ему не откажешь. В восемнадцать лет он отправился бывшему станичному атаману Петру Яковлевичу Громославскому с предложением… стать его зятем: - На которой из моих дочерей ты хочешь жениться? - резонно спросил атаман.

- А на какую пальцем покажете, - не раздумывая, бойко парировал потенциальный зять, хотя ему нравилась средняя дочь, Мария.

Атаман указал на старшую дочь, Лидию. Возражений не последовало.

Перед началом работы над фильмом, в котором Шолохов принимал самое прямое участие, он поставил условие перед режиссером фильма, Сергеем Герасимовым , чтобы все в фильме выглядело натурально. А артисты, тем более основные, должны быть казацкого роду-племени. Исходя из этого, роль Аксиньи предложили коренной казачке, уже известной артистке Нонне Мордюковой. Но второй режиссер фильма Генрих Оганесян, кстати, автор хорошо известного моему поколению фильма “3+2”, подвел к Михаилу Александровичу далекую от казачества, коренную москвичку, но неотразимую красавицу, Элину Быстрицкую. Тут Шолохов и растерялся, растаял, все позабыл при виде супер-дивы и оставил глубокий шрам на всю последующую жизнь в душе своей землячки, отвергнутой Нонны Мордюковой.

После просмотра уже готового фильма Михаил Шолохов, высоко оценивая труд Сергея Герасимова, высказался следующим образом: «Я рад, что фильм идет в одной дышловой упряжке с моим романом». А когда случилось пообщаться с Сергеем Бондарчуком, и тот поделился своими планами экранизировать роман “Война и мир”, то стал жаловаться на Герасимова и нашептывать Бондарчуку на ухо, что экранизация его не совсем устроила. И… настойчиво предлагать ему по новой взяться за экранизацию “Тихого Дона”. Ну и последний штрих, цитата из его выступления на съезде писателей: “О нас, советских писателях, злобствующие враги за рубежом говорят, будто бы пишем мы по указке партии. Нет, каждый из нас пишет по указке своего сердца, а сердца наши принадлежат партии!”

Многие писатели того времени выразили сомнение в авторстве неизвестного до этой минуты подростка. В частности, отказались признавать авторство Шолохова Александр Твардовский, Фёдор Абрамов. Когда спрашивали Алексея Толстого: «Кто все же написал „Тихий Дон?“, тот неизменно отвечал: „Ну уж, конечно, не Мишка!“ Как ни странно, но Шолохова поддержал Александр Серафимович… Выясняется, что Серафимович хорошо знал Федора Крюкова, они даже переписывались. Привожу отрывок из одного письма от 28 апреля 1912 года. Он писал Крюкову: «Вы завидуете, как я пишу. А я завидую, Федор Дмитриевич, Вам. Это я серьезно. Я беру явления несколько шире Вас, может быть, несколько глубже. Но все это от литературы, все это надумано, придумано, все это дохлое и только для виду ворочается, обманывая. У Вас же, если круг захватываемый и уже, зато это трепещет живое, как выдернутая из воды рыба, трепещет красками, звуками, движением, и все это – настоящее, все это, если бы Вы и хотели придумать, так не придумаете, а ею прёт из Вас, как из роженицы».

Как видим, Серафимович поет дифирамбы талантливому писателю. Чтобы скрыть зависть, иногда занимаются восхвалением, это нам хорошо известно. Сами не безгрешны. Серафимович мог быть осведомлен и в намерении Крюкова написать большое произведение. Так вот, он понимал, когда листал страницы шолоховского “Тихого Дона”, что к двадцатидвухлетнему парню попала бесценная рукопись умершего в 1920 году “собрата по перу”. Перед ним стояла дилемма: выявить плагиат и поднять на олимп Федора Крюкова или еще раз похоронить старого товарища и дать зеленую дорогу напористому молодому человеку. Как известно, в истории побеждают живые. Это и произошло в данном случае.

Пользуясь правом автора, я приведу отрывки из моего романа, где московская творческая интеллигенция обсуждает рассматриваемый нами вопрос.

“- Рассказывают, вот, к при-меру, недавно слышал, Сталин спрашивает Шолохова: «Говорят, вы, товарищ Шолохов, много пьете?» — а он ему в ответ: «От такой жизни, товарищ Сталин, запьешь!» Вокруг стола пробежал скептический смешок.

- Наш дорогой товарищ Шолохов, - резюмировал Тарковский, - и до вешалки бы не дошел за такое мнение о Советской власти, по пути бы связали и в места не столь отдаленные отправили. А он через пару лет, при Сталине, орден Ленина получил.

- К роману “Тихий дон” он никакого отношения не имеет. - отрезал Василий Шукшин, - и продолжил возмущаться, - подумать только, в 22 года стать автором двух томов, хочу подчеркнуть, опубликованных томов. Это нереально. А когда же он стал их писать? В 17 лет?

- Поймите меня правильно, - подключился Эдмонд Кеосаян, - я ничего не имею против Михаила Александровича, но в моей библиотеке есть “Поднятая целина” и “Тихий Дон”. Как Шолохов утверждает, он четвертый том “Тихого Дона” написал одновременно с “Поднятой целиной”, в 1934 году. У меня в голове не укладывается, что эти книги написаны одним автором. Если четвертый том - шедевр, вполне достойный первых трех томов, то “Поднятая целина” - дешевая пародия на советскую литературу…”

Нам известно, что готовый сценарий Герасимов первым показал самому Михаилу Шолохову. Только после одобрения автора приступил к работе. То есть все изменения в фильме согласованы с автором. А потому претензии, которые я сейчас предъявлю к фильму, имеют прямое отношение к Михаилу Александровичу. Для начала предложу читателю прочитать небольшой диалог:

“За завтраком Аксинья спросила:

- Куда же мы поедем отсюда?

- На Морозовскую. Доедем до Платова, а оттуда пойдем пеши.

- А кони?

- Бросим их.

- Жалко, Гриша! Кони такие добрые, на серого прямо не наглядишься, и надо бросать? Где ты его добыл?

- Добыл... - Григорий невесело усмехнулся. - Грабежом взял у одного тавричанина”.

Был бы я рядом, то поинтересовался бы у Григория: “Гриша, и куда ты собираешься пеши идти? Здесь трамваев, троллейбусов нет и такси не ходят? Подумай!”

Чтобы представить, какие порядки царили на донской земле в те годы, предлагаю следующую цитату:

“Часов в девять Григорий проснулся от конского ржания, испуганно сел, шаря вокруг себя руками, ища оружие.

- Никого нету, - тихо сказала Аксинья. - Чего ты испужался?”

То есть каждый встречный может оказаться потенциальным врагом. Нужно держать ухо востро и не выпускать из рук оружие. Действительно, вскоре, уж в дороге на расстоянии до полукилометра их заметили трое всадников, то был казачий разъезд. Те, не раздумывая, вскинули ружья. Спрашивается, чего они палить собираются, может быть, это друзья, знакомые, мало ли. Вас не трогают, едут мимо. Стрельнете, только патроны израсходуете. Но нет, прозвучало несколько выстрелов и смертельно ранена Аксинья. Потрясенный потерей любимой женщины, Мелехов горюет над телом. Сзади слышны вполне конкретные шаги. Кто-то приближается. Но Григорий не вздрагивает, как в прошлый раз, не хватается за оружие, слегка обернувшись, продолжает горевать.

К нему подходит незнакомец в полной экипировке, с ружьем и шашкой. И что он видит? Трясущуюся от горя спину мужчины у свежего холмика. А рядом два коня в полном снаряжении. Как мы помним, серого коня Григорий отнял у тавричанина. Теперь может, таким же макаром, потерять уже двух коней, да и сам погибнуть. Достаточно солдату достать шашку и полоснуть Григория по спине. Но ничего подобного не происходит. Они начинают общаться так, словно бы встретились два джентльмена в Одессе на Староконном базаре. Дальше - больше. Григорий отдает незнакомцу коня. Непонятно.

Если он мечтает вернуться домой, к своим детям, то лошадь в хозяйстве всегда пригодится. Один водитель не сможет справиться сразу с двумя машинами, а всадник и десять коней за собой приведет. Лошадь для казака - это еще и пропитание на всю зиму. И самое главное, в родном селе у него врагов выше крыши. В этот же день ворвутся в хату, выволокут его на двор и шашками исполосуют. Конечно, знает Григорий Мелехов, какая участь его ждет. Видимо, не знал этого Михаил Александрович Шолохов.

Подобных несогласованных действий и поступков в последней части романа немало. И этому есть объяснение: именно последняя книга осталась незавершенной у настоящего автора. Если первые три книги Шолохов осилил за семь лет, то над последней, четвертой книгой, он возился более восьми лет.

Ваагн Карапетян,
Торонто