В прыжке из горя.

 

Мне потребовалось два года, чтобы прийти в себя после смерти отца. И даже сегодня, по прошествии 20 лет, я не могу объяснить себе – почему так долго протекал посттравматический синдром? Ведь его кончина не стала для меня неожиданностью – к тому времени ему было уже за 80, он перенес пять операций, и каждая из них постепенно лишала его сил. К тому же в то время я уже был раввином, множество раз проводил похоронные церемонии и утешал скорбящих – был знаком с горем не понаслышке. И тем не менее процесс «принятия» занял у меня столько времени.

 

Интересно, что еврейские мудрецы критиковали родственников, слишком долго скорбящих о кончине ближнего. Маймонид писал, что «человеку не стоит излишне горевать о смерти ближнего», ссылаясь на книгу пророка Ирмиягу, в которой вообще сказано: «Не плачьте об умершем и не жалейте о нем». Потому что смерть – это просто неотъемлемая часть жизни, а не принимающий неизбежного порядка жизни – глупец.

Достаточно жёсткая философия. И знание этой философии, как и еврейского закона, по которому траур должен ограничиваться годом, мне никак не помогало: мы не всегда властны над эмоциями. Утешение скорбящих и боль «где-то рядом» не подготовит человека к переживанию личной утраты. Еврейский закон устанавливает внешние границы, но их невозможно распространить на чувства человека. А я чувствовал себя в экзистенциальной черной дыре. Мою жизнь заполнила пустота. Она заглушила мои чувства: я почти не спал, не ел, не мог ни на чем сосредоточиться. И жил с постоянным ощущением, что жизнь кипит где-то очень далеко от меня, а я лишь зритель, наблюдающий за лишенным фокуса фильмом, который к тому же транслируется и без звука. Со временем мне стало легче, я выбрался из этой дыры, вырвался из этой фрустрации, но, пребывая в ней, успел совершить одну из самых страшных ошибок в своей жизни.

Я вспомнил сейчас об этом потому, что на этой неделе иудеи всего мира читают библейскую главу «Хукат», в которой описан другой случай потери контроля, приведший к непоправимым последствиям. Когда странствующие по пустыне евреи бунтовали и требовали от Моисея воды, он, вместо того чтобы приказать скале дать воды, как повелел Всевышний, взял да и ударил посохом по ней. Вода всё равно пошла, но этот эмоциональный взрыв стоил Моисею очень дорого – из-за этого Творец лишил его права войти в Святую Землю.

Примечательно, что Моисей был далеко не впервые в такой ситуации – евреи бунтовали в пустыне уже много раз. Так почему же Моисей потерял контроль, вышел из себя только сейчас?

Я задавался этим вопросом долгие годы, но нашел ответ, понял всё – только после кончины отца. Ведь что произошло почти одновременно с этой историей про скалу? Умерла Мирьям, сестра Моисея.

Еврейская традиция, к слову, связывает смерть Мирьям с тем, что в пустыне пропала вода – так как именно благодаря заслугам этой праведной женщины евреи всегда находили воду. Однако, на мой взгляд, глубокая связь существует не между кончиной Мирьям и исчезновением воды, а между ее смертью и эмоциональным взрывом и истощением Моисея.
Она ведь была не просто сестрой, а старшей. Той самой, что оберегала его еще тогда, когда его младенцем отправили в плетеной корзине по водам Нила. Она же добилась того, что к попавшему во дворец фараона Моисею нянькой взяли его же собственную мать. Если бы не сестра, Моисей так бы никогда и не узнал о своем происхождении. А потом, во время Исхода и странствий по пустыне, она шла рука об руку с Моисеем, ведя еврейских женщин за собой. Потеряв сестру, Моисей лишился ближайшего в своей жизни человека.

А теряя родных, человек не способен совладать с эмоциями. Когда нужно сохранять спокойствие – он начинает злиться. Когда надо промолчать – начинает кричать. Когда можно еще говорить – неожиданно применяет силу. И даже если в такие моменты с человеком пребывает сам Б-г, горюющий не может в полной мере его расслышать, ощутить. Вероятно, именно поэтому Моисей и ударил по скале,
вместо того чтобы сказать ей.

Маймонид, кстати, задается схожим, на самом деле, вопросом: как вышло, что обладавший пророческим даром Яаков так долго не знал, что его сын Иосиф – жив? И отвечает на этот вопрос так: Яаков пребывал в состоянии глубочайшего горя, и в такие моменты божественное присутствие не спускается на скорбящих. Моисей шел к скале, будучи не столько пророком, сколько скорбящим человеком, только что потерявшим родную сестру. Он не находил себе утешения и не мог контролировать своих чувств. Да, он был величайшим из пророков, но давайте не забывать – вместе с тем он был еще человеком.

Вскоре после смерти Мирьям уходит из этого мира и ее с Моисеем родной брат – первосвященник Аарон. А сам Моисей наконец осознает, что не войти ему в Святую землю. Так нам Библия хочет сказать, что в жизни каждого будет свой Иордан, который нам не суждено будет перейти, и обетованная земля, в которую мы не войдем.

Во многих религиях жизнь после смерти представлялась реальнее жизни в нашем мире. Египтяне полагали, что именно в этом измерении живут их боги. Греки, римляне и представители многочисленных довольно примитивных племен утверждали, что в том измерении живут поколения предков. По мнению многих христиан, именно в загробном мире существует справедливость. А мусульмане считали, что там человек находит свой рай.

Но на самом деле ни в Торе, ни во всем Танахе, ни в других библейских текстах ни слова не говорится о загробном мире. Священное писание рассказывает нам о том, как найти Б-га в этом мире и на этой земле, а не «где-то там» и «когда-то» потом. Как сказано – мёртвые не славят Б-га.

Джонатан Сакс
www.jewish.ru