Дежавю.

 

Который раз с неясным чувством я берусь за перо. Настоящее перо, гусиное. Дочка снабдила его шариковым стержнем, осталось только мечтательно подпереть щеку рукой и писать.  Но писать о женщине! А если она поэтесса, да одинока, да возрастом возле бальзаковской виконтессы д'Эглемон, что тогда?

 

"Я когда-то жила в этом городе -
   только очень, очень давно..."                                                                                                     

Наши времена извели поэтов.  Мы давно не кормим их с руки, этих редких птиц,  а когда жизнь отторгает искусство, возникает та пустыня, о которой нас пророчески предупреждали древние.  
Вечерами, на посиделках "Et-Cetera", ловлю себя на мысли, - чего в Вите Штивельман больше, поэтессы или женщины.  Сказать, что это слилось в ней воедино, значит солгать.  Нет, это раздельно.  Настолько раздельно, что когда она оглядывается через плечо и улыбается кому-то из друзей, это Женщина.               

Её смеющиеся глаза, экспансия в плавных движениях, энергия жизни шириной в море,  ну какие сомнения?  

Я видел, слышал, я жил в том пространстве, где она читает стихи, - свои, Бродского, Эмили Дикинсон, Франсуа Вийона, снова свои.  Глаза её становятся бездонными, она улетает в иной мир, гулкий, нездешний, параллельный.

Эти красные крыши косые
ни на что не похожи –
но под одной из них
была комната с холщовой
занавеской и грубым столом.
На него я ставила корзинку
из зеленной лавки, рывком.

В её стихах запах цветов, тепло земли, утраченная неопределенность и тревога, желание и обреченность.  Что это?  Израиль?  Гриновский Зурбаган с бликами мира её стихов сквозь тающий туман над морем?

А небо отражается в реке.    
И твердь одна, прозрачна
и бездонна,
на твердь другую смотрит
благосклонно.
Рука лукавит. Блики вдалеке.
А звёзды отражаются
в цветах.
Цветы вбирают всеми
лепестками вечерних звёзд
безмолвное мерцанье,
 и отвечают трепетом листа.
Вот так же, расточительно
нежны, мои глаза в твоих
отражены."

Жена, заслушавшись, склонилась головой на моё плечо: "Как это хорошо!"  Да, именно изящество, благородство, "bona dicta", составное поэтического духа Виты.

Это современность, это настоящее, это рядом с нами.  Не декадентство ли серебряного века, педантичное английское пуритантство стали зелёной травой прорвавшейся к свободе лире?
Или недавнее, - цветастые рубашки, виски, психоделическая музыка, взгляд на мир Йоко Оно, скрещенный с талантом Джона Леннона.

Всё лучшее времён собратьев по цеху времён хиппи, когда те, накурившись "божественной травы", раскладывали свои тела на берегу бунтующего моря под тела таких же бунтующих поэтов и музыкантов.                

Как над океаном после шторма, воцаряется высокое голубое чистейшее небо, так и здесь, в крике чаек и блеске роскошного дня родилось свободное, открытое племя богемы, которое живёт по законам, где совесть, честь и любовь верховодят в жизни.   У них иначе. У них светло, честно и открыто.  Этот полёт стихов Виты завораживает.   Тому подтверждение международные поэтические фестивали,  признание, призы, аплодисменты.                                                             

Телом и душой в дороге
 и под солнцем и в тумане
мы ночуем под пологом
мы ночуем в балагане.
мы пестры своим нарядом
не найдёте нас на карте
мы - нигде и всё же рядом,
мы - Комедия Дель Арте.

Это - любимое. Это её душа распахнула нам навстречу ладони и сердце.
Так значит, всё-же, прежде - Поэтесса?  Вот же её лиричность, такая тонкая, надмирность, изящная и чувственная эротичность, спаянная с драмой, жизнью.  Многим ли поэтам удаётся соединить это вместе в своём творчестве?  

Поэт Андрей Белый был уверен, что мы пленяемся не смыслом слова, а его музыкальной силой, звуком слов.  Для него видеть звуки в цвете было так же естественно, как дышать.  Отсутствие цветного слуха в художнике пера и кисти - изъян.  У Виты это палитра, цветной балаган звуков, песни, танца.  Такой вот синкретизм всего её творчества.

Современные поэты живут своим внутренним миром.  Уход в себя - основная стезя, тенденция служителей Феба.  Свои ощущения, чувства, рефлексии интересуют поэтов гораздо больше, чем окружающий мир.

Вита живёт другой жизнью, совершенно другой.  Она обитает в мире, который заблуждается там, где другим всё ясно с первого взгляда, где совершаются таинства, до которых обывателю просто не дойти.   Это только на первый взгляд в её душе нет дверей, всё нараспашку.
И всё-таки перед нами Женщина, скрывающаяся и загадочная, сильная и удивительно беззащитная.  Что же прячет?  От чего бежит?  Чего так оглушительно боится?   Но здесь граница, река, дорога обрывается.   Такие вопросы женщине задавать нельзя.  И она остаётся для нас Витой, с космосом Vert Paul Veroneze загадочных глаз, улыбкой Дамы из Лувра и её стихами.  Попытайтесь заглянуть за них.  Там целый мир.                     

Олег Турсул.