Десять лет назад...
Рассказ о второй ливанской войне. Вот она и пришла, непрошеная. ВОЙНА. В ночь до того снится мне сон: будто трещинами покрывается вся стена дома снаружи, под навесом. Не к добру.
«Неужели Всевышнему требуется так много шума и грохота, чтобы меня убить? Если Он принял такое решение, то какой мне смысл убегать? А если Он такого решения не принял, то ракеты меня не достанут так или иначе!» – говорит мне одна из смелых подруг, которая в бомбоубежище не ходит из принципа.
«Что-то мы сделали не так и теперь нам воздают по заслугам?» - моя постоянная мысль тех дней. Всякое случается в жизни, но самое интересное – это когда оно случается в первый раз. В первый раз мне довелось пережить... самый настоящий еврейский погром. Погром, по-моему, это подходящее слово для пережитого населением половины Израиля артиллерийского обстрела, который совершался на протяжении целого месяца боевиками Хезболлы.
Доставалось при этом от Насраллы и израильским арабам, но они, как ни странно, не возражали, а даже демонстративно славили погромщика, убившего часть их семьи (то есть израильские арабы были готовы к тому, чтобы в ходе атаки на Израиль Хезболла наносила им ущерб вплоть до человеческих жертв!)
Вот уж поистине «любовь к смерти», «Вынь мне один глаз, лишь бы соседу лишиться обоих глаз!» Какая ненависть... Но начнем по порядку.
Утром 13 июля 2006 года началась массированная бомбардировка северных городов Израиля.
В традиционный пост 17 Тамуза того (2006) года нас, жителей Цфата (расположенного неподалеку от ливанской границы), начало неприятно потряхивать и поташнивать. С утра мне позвонили из яслей, попросили забрать малыша домой: обстановка не позволяет детским воспитательным учреждениям продолжать работать.
Где-то упала пара ракет, в Нагарии убило женщину, сидевшую на своем балконе с видом на море, у нас в Цфате прогремело два взрыва. Качая 8-месячного ребенка и пытаясь в то же время что-то есть или пить (в пост кормящим матерям есть можно, да вот беда — кусок-то в горло не лезет…), получаю информацию.
Рада была бы ее вообще не получать, предпочла бы, чтобы этой информации не было. Прямо скажем, меня эта информация убивает, достает. Но что делать?.. Она есть. У старшего ребенка в свете этой информации, естественно, нет сегодня школы, школу отменили…
Война началась. На население Израиля летят ракеты. Они имеют тенденцию взрываться со страшным грохотом. Все постиранное мною накануне белье на веревках засыпано черно-серым пеплом. Небо — цвета хаки. Гремят самолеты. Мы в ответ бомбардируем врага. Враг называется Насраллой, Хизбаллой, партизанским движением, бандитами или еще как-то там. Приятно познакомиться. То, что летит на нас и взрывается, называется баллистическими ракетами. Их у вражины нашего запасено 16 тысяч.
Я и раньше про это из разных источников знала, а теперь еще и чувствую. Носом чую вонь пожарищ, на громыхающее, гулкое, тугое, напряженное небо боюсь даже смотреть, нутром дрожащим ощущаю резь и боль в своем испуганном организме (Пушкин в шутку называл свое тело организмом, если помните, а нам сейчас шутки нужны, просто необходимы), но главное — улыбаться детям.
Дети воспримут от меня, как относиться к ситуации. Если я их напугаю, то они будут напуганы. Если я буду сдержанна, то они эту войну и не заметят. Началась оперная ария сирены. О, как умеет петь сирена, как умеет она издеваться над человеческими чувствами, натягивать их до предела! Мы пойдем в бомбоубежище? Нет, мы в него не пойдем. Там страшно. А впрочем… это же наш родной бейт-кнесет, наша синагога! Да, по пути в синагогу есть одно обычное государственное бомбоубежище, но я не пойду туда — там все трусятся и толкаются, дети ревут, пылища, грязь…
Я пойду с детьми в синагогу (которая бомбоубежищем была изначально, но ее красиво оформили под общественное здание)… Но вот уже разорвался снаряд, а мы так и не пошли. Теперь вроде и не надо идти. Дома лучше. Снаряд-то уже взорвался, а ведь сирена об этом нас предупреждала. А теперь уже выходить незачем. Раздадим детям чипсы, сладости. Надо готовить обед. Я не могу готовить обед. У меня дрожат руки, потому что опять сирена. Что делать? Идти или не идти? Страшный свист. Приземление, грохот. Что это было? Это была смерть. Смерть, возможно, упала просто на асфальт или на лесополосу. Звуки скорой помощи и пожарной машины.
Умозаключение: есть раненые и пожар. Где? Какая мне разница, где? Какая мне разница, где? Отстаньте от меня все, я ничего не знаю! Главное — улыбаться детям. Пусть истерика будет внутри меня, но внешне надо хранить спокойствие. Я не могу хранить спокойствие. К черту спокойствие!
Я должна что-то делать, а что — не знаю. Позвоню своей рабанит (жена раввина — ред.). Звоню — она говорит, крепись! Тебе надо, надо идти в бомбоубежище, если оно близко. Она добавляет, что как раз в данный момент у них во дворе упал снаряд. Я слушаю ее и не понимаю, что происходит, как это — упал снаряд во дворе? Что это значит? Что при этом имеет место быть? (Похоже, что он упал, но не разорвался, - поясняет моя наставница.)
- Все живы? - ору я.
- Сейчас пойду гляну, - отвечает она довольно спокойно...(В конце статьи вы узнаете, что там произошло на самом деле).
Мой голос звучит будто чужой, я стараюсь во время телефонного разговора улыбаться своим троим детям, не забываю и руками их обнимать, ласкать, жестом предлагать им ту или иную игру или разнимать их, если начали драться. Мы во что-то попали, мы попали в дурной сон, мы попали в болтанку, в плохую историю, почему мы в нее попали? Потом оказалось, что миллион евреев попали в ту же историю. И довольно много людей других национальностей, проживающих в том регионе: Кирьят-Шмона, Цфат, Кармиэль, Рош-Пина, Хайфа, кибуцы и деревни... Но другая часть страны продолжала жить своей обычной жизнью — этого я тогда еще не знала. Это я потом узнала.
Да! Половина Израиля понятия «война» не приняла, а военные конфликты у нас тут как бы всегда имеются, так что ж теперь, не идти в отпуска???
Беззаботные люди — реклама — покупки — отпуска — покупки — реклама — отпуска… Мы были на фронте как бы. Целый месяц на фронте. А они — не в тылу, а просто в другой стране. Наклеечка была развешана такая нахальная: «Не дай этой дурной ситуации испортить тебе отпуск» Люди покупали, продавали, играли в электронные игры, купались в море…
Только радио создавало для них напряженность. Число убитых, число раненых, сбитые вертолеты, взорванные здания… Потом опять реклама, музычка, ритм, скидки, купи-продай, не упусти шанс… Пир во время чумы… Но, возможно, надо уважать страну, которая может вот так жить, как змея, перерезанная напополам… Война, мол, на севере. А что тут у нас еще есть, кроме севера да юга? Восток, что ли, тут есть, или какой-нибудь, с позволения сказать, запад? Нету у Израиля протяженности вширь.
Есть только север и юг, ну, и условный центр. А мне-то казалось, что, если война – то сейчас поднимутся «один за всех, все за одного»... «Ты записался добровольцем — Родина-мать зовет — Враг будет разбит — Победа будет за нами».
Ничего подобного не наблюдалось...
Это все в России, а тут Израиль, тут фалафель, тут у людей иммунитет на войну выработался, они над ней посмеиваются… Пример циничного юмора: «Продаю квартиру в Рош-Пине, пасторальный вид и звуковые эффекты на высшем уровне — фейерверки, возможность следить за театром боевых действий и радиусом падения ракет…»
А что же в итоге с ракетой, упавшей во дворе моей лучшей подруги и наставницы Рути?
Ракета вошла в фундамент их дома, разворотила стену, но в полную силу так и не взорвалась. Рути и ее домочадцы не пострадали. Разрушена была одна комната (детская спальня). Детей в ней как раз не было...
Сколько же времени продлится этот ужас???
Я иду с детьми в бомбоубежище, оно же, как мы сказали выше, синагога. Наш раввин имеет квалификацию санитара и водителя «скорой». Он отвечает на звонки мобильного телефона даже в субботу, выходит из убежища во время воя сирены и делает перевязки раненым. Возвращаясь, он продолжает молиться и потом рассказывает нам, как и что происходило вне бомбоубежища (снаряд упал на детскую площадку, пострадали рядом стоящие машины, загорелись деревья, раненые доставлены в больницу «Ривка Зив», а там оказалось отключено электричество, детская реанимация осталась без нормального энергоснабжения).
Молитва субботы продолжается...
Какая длинная августовская суббота... Пришел осел, искал хоть какой-то съедобный мусор под синагогой, но увы. Долго ревел диким голосом. Подошел второй осел. На пару издавали звуки. Муниципалитет уже не вывозит мусор: мусора просто нет.
Уехали люди, перестал скапливаться мусор в баках. Жилища опустели. Из соседнего арабского села приехал грузовик, начался грабеж пустых еврейских квартир. Выносили многое. У нас домик маленький, на него никто не покусился. Да и мы тут же близко находились. Домой приходили стирать белье. Но спали на голых матрацах на полу в синагоге. Появились вши. Испортился арбуз без холодильника.
А теперь о хорошем...
Мы изучаем с раввином Законы функционирования Иерусалимского Храма. Для детей начинают организовывать что-то вроде лагеря. Кормят нас доставляемой под огнем едой. Мой муж развозит молочную еду по семьям и бомбоубежищам. Привозят от муниципалитета игры для детей, подгузники, обещают холодильник.
Синагога становится нашим домом. Иногда мы ходим к себе домой, но там страшновато. Со двора я увидела ракету, конкретную такую ракету в красивом полете дугой.
Потом, к концу месяца войны, были подведены итоги: на Цфат упало пятьсот таких страшилищ. Мы верим, что это все не зря. Мы не знаем, что творится, что происходит, в чем конкретно заключается наша вина и когда это кончится. Нам пока неизвестно. Я верю.
(Репортаж написан в дни войны).
