Монблан рухнул, мир в агонии.

 

Заметки журналиста. На Монблане рухнул одноименный ледник, за Полярным кругом остались без ледяного привычного окружения несчастные белые мишки, тонут Техас и Аризона, Испания уже теряет людей, а не только тысячи машин, в бурных потоках, а в Греции погибла рыба на дне внезапно высохшего северного озера, Япония же намерена слить в океан фукусимские радиоактивные воды, так как у нее закончились хранилища для этой отравы, в небесах фиксируется множество огненных шаров и объектов неопознанного назначения, летающих необычными траекториями, а шестибалльные землетрясения серьезно повредили Албанию, Пакистан и некоторые острова.

 

Трясло и Турцию, даже видно на ролике в YouTube, как дантист держит зубоврачебное кресло с пациентом в то время, как ассистентка побросала все принадлежности и ринулась спасаться на улицу. Мы еще не затронули вулканы, пыльные бури, торнадо, циклоны, град и снегопад, трещины, оползни, магнитные бури. И взрывы нефтяных и химических объектов. Ну, нельзя же перечислять все и сразу! За пару недель произошло слишком много всего! Как говорится в новогодней молитве: «Кто (погибнет) в воде, а кто – в огне, кто наяву, а кто – во сне». Также в этой молитве упомянуты богатые и бедные, и это касается и людей, и целых стран. Америка со своим внешним долгом пока не увидела никакого решения вопроса, хотя г-н Трамп обещал улучшение. Триллион долларов (всего-то проценты) добавился за время его правления, хотя в анекдоте по теме говорится весело: «Долг? А что долг? Он уже достаточно большой и может позаботиться о себе сам!» …Но в том-то и дело, что большой долг требует обслуживания, а когда ты должен Китаю, то это чревато многими последствиями.

 

А у нас дни раскаяния

В начале этой недели среднестатистический еврей спокойно отметил свой 5780 год от сотворения мира, угостил семью и гостей головой рыбы, медом, яблоком, гранатом, круглой халой и роскошным блюдом – «Зисэ-Эйсик флейш».
Следующим за Новолетием днем был Пост Гедалии (Гедалья - один из древних, восходящих к вавилонскому изгнанию правителей Иудеи). После того продолжились Дни раскаяния вплоть до Йом-Кипура. В Йом-Кипур мы вспоминаем многие трагичные события истории евреев…

Однажды раввин спросил рядового пожилого члена общины, пережившего Катастрофу: «Почему вы выходите из зала во время Биркат Коhаним?» (когда коhены благословляют народ, сложив пальцы по-особенному).

Ответил дедушка: «Дело было в концлагере. Сейчас мне семьдесят два года, но было только восемнадцать лет, когда оказался в концентрационном лагере смерти Аушвиц-Биркенау. В бараке нас было 800 евреев, голодных и измученных, страдающих во мраке от тесноты и духоты и ожидающих смерти. И был среди нас старый коhен, раби Гершон, сам изможденный до крайности, однако он находил слова успокоения для тех, кто уже еле дышал и терял надежду на спасение.

 

Три раза в день раби Гершон вполголоса молился, и несколько евреев повторяли за ним слова молитвы… Приближались дни Песаха. Какой праздник может быть для узников в темном бараке среди зловония и стонов умирающих евреев?! В нашем бараке среди заключенных был французский еврей, знаменитый повар из Парижа. Каждое утро до рассвета солдаты уводили его на кухню, где он готовил особые блюда для нацистов, даже для начальника лагеря, а поздно вечером возвращался в барак. Сказал ему раби Гершон: «Мы должны благословить ночь Песаха, постарайся испечь и принести нам хотя бы две мацы».

Испугался он:

– Увидят, что пеку, увидят, что несу, повесят меня или расстреляют.

– Нет, – говорит раби, – когда еврей исполняет заповедь, Всевышний охраняет его.

Конечно, этот повар рисковал, но Всевышний помог ему испечь мацу и благополучно донести до барака.
В ночь Песаха 15 Нисана 5704 года, то есть 8 апреля 1944 года по европейскому календарю, 800 евреев сидели на полу, слушали благословения раби Гершона и повторяли за ним слова пасхальной агады.

Потом он разделил мацу на кусочки, передал евреям, что были рядом, а те передали другим, дальше и еще дальше, пока каждый из нас не почувствовал ее в своих руках.

– Кто организовал этот беспорядок? – закричал внезапно вошедший эсэсовец.
Я сидел первым перед ним, поэтому он поднял меня за ворот и приставил пистолет к голове:

– Если не выдадите зачинщика, убью этого щенка!

Встал раби Гершон и говорит:

– Отпусти его, это я велел евреям праздновать наш праздник Песах.

Отпустил меня эсэсовец и рассмеялся:

– У вас сегодня праздник? Завтра я помогу вам повеселиться!

Он ушел, солдаты закрыли ворота, снова стало темно, остались мы со страхом ждать наступления нового дня.
Утром солдаты вывели нас на плац, а раби Гершону комендант приказал стать рядом с ним. Эсэсовец посмотрел на толпу несчастных евреев, посмотрел на раби и говорит:

– Сегодня у вас будет настоящий праздник, сейчас я отправлю этого старика к вашему Богу на небеса, а вас заставлю танцевать вокруг его трупа.

И тогда раби Гершон разорвал свою арестантскую рубашку на себе, обнажил грудь, где сухая кожа не могла удержать выпирающие ребра, и ответил нацисту:

– Я в твоей власти, если ты решил убить меня, стреляй в сердце, сюда, – показал он рукой, – но могу ли я выказать свое последнее желание перед смертью?

Удивился эсэсовец, спрашивает со злостью:

– О чем же ты просишь, поесть или выпить вина?

– Нет, – ответил раби, – ни вина, ни воды, ни еды не прошу для себя, но я люблю этих евреев и хочу перед смертью своей дать им то, в чем они сейчас нуждаются.

Во весь голос обратился раби Гершон к евреям:

– Нет у меня хлеба для вас и нет одежды, ничего нет для тела, но есть благословение для измученной души, благословение коhена!

Он распростер руки, расправил пальцы так, как расправляют коhены и возгласил:

– Да благословит тебя Господь и охранит тебя!

– Да озарит Господь лицом Своим тебя и помилует тебя!

– Да обратит Господь лицо Свое к тебе и даст тебе мир!

Восемьсот евреев стояли неподвижно, опустив головы. Слезы орошали пыль под нашими ногами, и такая была тишина, словно Вселенная замерла навсегда. И так близки мы были к Богу нашему, что ни голод, ни страх смерти уже не могли нас сломить. А потом выстрел злобно ударил по тишине, и раби Гершон медленно опустился на землю. Как нас спасли, не знаю, не было сил открыть глаза, когда пришли русские солдаты и открыли двери нашего барака, где было больше трупов, чем живых. Прошли годы, я оказался здесь, в Бостоне, но Аушвиц не забывал, и днем и ночью думал, как Бог допустил такое злодеяние на земле. И не находил ответа.

Была у меня подруга, итальянка, на которой хотел жениться, но стали мне сниться ночью руки коhена раби Гершона, и я женился на еврейке. Родила она мальчика и девочку. Когда дети подросли, хотел их отдать в светскую школу, но опять стали сниться руки коhена раби Гершона, и я отправил их в еврейскую школу. Хотел уйти от еврейства своего и не сумел, руки коhена раби Гершона не дали.

Вы спросили, почему я убегаю из синагоги, когда коhены идут благословлять общину? Чтобы сохранить память о благословении раби Гершона, живой голос его во мне. И распростертых рук я его не забываю».